– Можно теперь сколько угодно сокрушаться, черт возьми, потому что мы все равно уже перетащили этого кретина! Конечно, наверно, лучше было бы вызвать вертолет и перенести его по воздуху в «Уолдорф-Асторию», в номер для молодоженов!
Это были последние слова, которыми суждено было обменяться братьям, не считая восклицаний типа «Оп!», «Еще раз!» и «Ox!» – с которыми капитан раз за разом безуспешно пытался забраться на крышу, а брат пробовал помочь ему.
Наконец это ему все-таки удалось, хотя и ценой изрядного унижения, и он даже без посторонней помощи перебрался с автобуса на корабль. Тогда *3игфрид велел ожидавшей на крыше Мэри присоединиться к остальным, уже находившимся на палубе, и позаботиться, насколько это в ее силах, об *Уэйте, которого они по-прежнему считали Уиллардом Флеммингом. Она повиновалась, думая, что тот из гордости отказывается от помощи, чтобы взобраться наверх самостоятельно.
Таким образом, *3игфрид остался на причале в полном одиночестве, глядя на остальных. Те ожидали, что он присоединится к ним, но этому не суждено было сбыться. Вместо этого он сел в автобус, на водительское место, и, несмотря на ходящие ходуном и не по винующиеся ему конечности, завел двигатель. Он намеревался домчаться на предельной скорости обратно, до города, и покончить с собой, врезавшись во что-нибудь на всем ходу.
Однако, прежде чем он успел тронуться с места, его настигла еще одна взрывная волна. На сей раз взрыв произошел не в городе или поблизости от него, а где-то в низинах дельты, в безлюдной болотистой местности.
Второй взрыв напоминал первый: то было соитие ракеты с тарелкой локатора. Локатор же в этом случае был установлен на небольшом колумбийском сухогрузе «Сан Матео». Перуанский пилот, который вдохнул в эту ракету искру жизни, воображал, что заставил ее в оспылать любовью к радару на «Bahia de Darwin», – между тем как судно на самом деле уже осталось без локатора и было, если говорить о ракетах именно этого типа, лишено для них сексуальной привлекательности.
Таким образом, майор Рикардо Кортес впал в то, что миллион лет тому назад называлось «искренним заблуждением».
Позволительно сказать также, что Перу ни за что не осмелилась бы атаковать «Bahia de Darwin», если бы «Естествоиспытательский круиз века» шел как было задумано, с участием массы погруженных на корабль знаменитостей. Перуанские власти не проявили бы такого безразличия к мировому общественному мнению. Но отмена круиза превратила судно в, так сказать, рыбу совсем иного сорта: в военное транспортное судно, укомплектованное, как мог догадаться любой здравомыслящий человек, людьми, напрашивавшимися на то, чтобы их взорвали, истребили напалмом или расстреляли из пулеметов, – а именно «личным составом».
Итак, колумбийцы плыли мимо освещенных луной топей, держа курс на открытый океан, к дому, и поедали первый за неделю приличный ужин, воображая, что их локатор бдит над ними, точно вращающаяся вокруг своей оси Дева Мария, которая не допустит, чтобы с ними приключилась какая-либо беда. Ничего-то они не знали.
То, что они ели, было, кстати, мясом старой дойной коровы, которая перестала давать достаточно молока. Именно она и была спрятана под брезентом на лихтере, заправлявшем «Сан Матео»: старая дойная корова, еще вполне живая. И поднимали ее на борт, развернутый от причала, – чтобы это не увидели толпившиеся на берегу люди, отчаявшиеся настолько, что могли убить за такую корову кого угодно.
В ней заключалось слишком уж много белка, чтобы ее дали спокойно вывезти из Эквадора. Чертова прорва белка.
Любопытен был способ, которым ее подняли на борт. Колумбийцы не стали прибегать к помощи стропа или грузовой сети, а соорудили некое подобие короны, многократно обвязав ее рога канатом, и зацепили за эту корону крюк от троса подъемного крана. Затем крановщик начал сматывать трос, так что корова вскоре закачалась в воздухе – впервые в жизни в вертикальном положении, с вывернутыми наружу задними ногами, горизонтально вытянутыми передними и выдающимся выменем, – очертаниями напоминая кенгуру.
Процесс эволюции, породивший это крупное млекопитающее, не предполагал, чтобы оно когда-нибудь могло оказаться в таком положении, когда вес его тела целиком приходится на шею животного. Так что шея коровы, пока она так висела, все больше и больше походила на шею синелапой олуши, лебедя или бескрылого баклана.
Определенного сорта большемозглым людям в те времена этот ее первый опыт полета мог послужить благодатным поводом для смеха. Изящным это зрелище уж точно никак нельзя было назвать, и когда корову «приземлили» на палубе «Сан Матео», она так сильно пострадала, что не могла стоять. Но именно таков и был расчет, и это моряков вполне устраивало. Многолетний опыт научил их, что искалеченная таким образом скотина может прожить еще неделю или более того, сохраняя свое мясо неиспорченным до того момента, когда придет пора употребить его в пищу. Обращение матросов с коровой представляло собой сокращенный вариант того, как в эпоху парусников принято было поступать с гигантскими сухопутными черепахами.
И в том, и в другом случае отпадала необходимость в морозильнике.
Счастливые колумбийцы пережевывали и глотали мясо бедной коровы, когда их разнесло на куски последнее слово в развитии высоковзрывчатых веществ. Слово это было «дагонит». Дагонит являлся, так сказать, дитятей значительно более слабого взрывчатого вещества производства той же фирмы, называвшегося «глакко». Образно говоря, глакко породил дагонит, а оба они были потомками греческого огня, пороха, динамита, кордита и тринитротолуола.